- Что ты хочешь услышать? - голос зверя был очень низким, глубоким и неторопливым.
Знахарка покрепче прижала к себе дрожащего сына и сделав пару шагов вперед, сглотнув ответила:
- Здрав будь, батюшка. Я... призвала силу четыре весны назад. Зимой. Просила за суженого. И за мою любовь, и за жалость. Сила на три части и поделилась. Не думала я что за троих прошу. И суженый... к тебе сейчас обратился с вопросом. Видимо не понял зачем его с человеком связало. А я... благодарна... Будет с кем перемолвится добрым словом. Растерялась я сначала. Пустоцветам как я выбирать не приходится.
Лисенок выглянул даже из юбки услышав такие слова. Суженый? Этот? Мальчишка открыл рот смотря попеременно на волка и медведя. Разговор не о шалости, вот и страх ушел. Ух какой большой! Интересно как! Только что это мама плачет?
По щекам знахарки текли непрошенные, редкие, злые слезы.
- Эльнармо. Не зверь. Но и не такой как я, и не такой как ты, - пробасил медведь с интересом рассматривая женщину и ее ребенка, которого он приметил только сейчас, - Пятнадцать зим назад он появился здесь. Попросил остаться и я разрешил ему это. Он забыл. Специально или случайно, кто он на самом деле.
Волк с интересом прислушивался к разговору, пытаясь понять отдельные слова по тону или выражению лиц. Поняв, что это бесполезно, он начал обходить камень по кругу. На нем, так же как и на камнях, к которым знахарка привела сына учиться, виднелись летящие эльфийские символы.
- И кто он? - удивившись собственному нахальству спросила женщина. - Я плохо его понимаю, но он мне не кажется опасным. И я не отказываюсь от Дара Леса, - добавила она чуть опасливо погодя.
- Tanale, Elenarmo? - огромный зверь повернулся, ища взглядом волка, который похоже читал витиеватые надписи.
- Nauta? - Эленармо поднялся, упершись передними лапами в камень, чтобы разглядеть руны, на Хозяина он даже не повернулся.
- Se meringole, - кивнул медведь и опять повернулся к женщине, - Лес велик и могущественен. Он дарит и забирает, но..., - зверь задумался, пытаясь решить как сказать глупой женщине, которая стоит перед ним, что то, что произошло тогда в зимнем лесу не имело к Лесу никакого отношения, это были дела богов, которые поступили так, как хотели только они сами.
- Nin nique, aira morko, - голос, раздавшийся откуда-то из за спины медведя был странным. Певучие интонации, какой-то едва слышный звон, древний язык в его исполнении звучал легко и непринужденно, добавляя какого-то волшебства в давно забытые слова. Медведь молча отодвинулся в сторону. В траве, держась рукой за теплый камень, сидел эльф. Грязный, с травой, застрявшей в длинных спутанных волосах, но действительно эльф. На его боку виднелся старый шрам от давно зажившей раны, которая наверняка чуть не стоила ему жизни. Подняв голову, он повернулся и чуть улыбнулся знахарке, рассматривая ее янтарем волчьих глаз. Было видно, что это движение для него так же непривычно, как и нахождение в этом месте в таком виде, - Aiya, Заря.
( * - Покажешь ей, Эленармо?
- Нужно?
- Она хочет знать тайну.
- Мне холодно, старый медведь (тут скорее обращение)
- Привет, Заря.)
Лис остался стоять один, потому что его мать села на землю. Ну всякому удивлению есть предел. Так что первым отреагировал ребенок.
- Мама, дивный человечек! Мама же! - восхищенно восклицал он дергая женщину за потрепанную верхнюю рубаху.
А Заря все смотрела не в силах оторваться на сказку. Страшную и добрую. Оборотень и эльф. Никто не рассказывал про оборотней хорошего. Никто ни слова не сказал злого про эльфов.
- Aiya, Эленармо. Эльфийский волк.
- Istaingole, quetla? - подумав, что женщина скорее всего не поймет его, он обвел рукой вокруг себя и коснулся пальцем губ, закрывая их, - Apsene inye. Taryasse nostale, - чуть кивнув, он упал спиной в высокую траву, скрываясь от глаз людей, а через пару секунд, снова поднялся уже на четыре лапы. Встряхнувшись, он подошел к Заре и сел напротив нее.
( не дословно. - Ты же никому не скажешь про тайну?
не дословно. - Прости меня. Тяжело в таком виде.)
Губы женщины тронула улыбка. Она сосредоточилась и шикнув на сына, впавшего в полный восторг, ответила показывая на себя:
- * Огонь тоже тайна.
Заметив взгляд волка на сыне, она успокаивающе заметила:
- * Молчание. Мальчик умный. Нет беспокойства.
- Autamar, aira morko, - проговорил волк, продолжая смотреть на Зарю, ей на мгновенье показалось, что он снова попытался улыбнуться.
- Tenn' omentielvo, Elenarmo, - кивнул медведь, поднимаясь и забираясь обратно на камень, - Ступайте, - донесся до знахарки его голос, - он выведет вас обратно к селению, - вдруг он поднял голову и повернулся, встречаясь взглядом с женщиной, - Будь мудрой, Заря. И приводи ко мне Лиса, как подрастет, я научу его.
Ребенок и мать согнулись в поклонах на такой щедрый подарок. Лис молчал в кой веки, не до конца понимая какое счастье в лице такого учителя ему подвалило, но осознавая то, что его слова слышали. И не обиделись.
По дороге к камням и их пожиткам мальчик отпустил, наконец, ее руку и спросил.
- А мы будем искать мой камень, мам?
- Хозяин выбрал за тебя, - извиняющимся тоном ответила женщина. - Если это тебя утешит, малыш, то твой самый большой, это Tavaro - Дух Леса.
- Тот в центре? - задумчиво переспросил мальчик. - Он мне сразу понравился.
Он бросил взгляд на волка. - Скажи ему, чтобы приходил еще. Знаешь, у того оленя горло было разорвано.
- Скажу... Ты совсем взрослым стал, Лисенок.
Волк неслышной тенью скользил рядом, слова были сказаны, и добавлять было нечего. Он шел и думал, а не совершил ли он сейчас глупость. Волк не понимал практически ни слова из разговора Хозяина и знахарки, его познания в человеческом языке были не слишком обширными, но он улавливал эмоции. Горечь в начале разговора, облегчение и отголоски страха в конце. А сам он. Что он чувствовал? Облегчение от того, что открылся кому-то? Наверное, нет. Он отвык от своего изначального вида, и теперь ему было в нем неуютно. Страх? Нет. Эленармо не то, чтобы доверял этим людям, просто он знал, что они не расскажут никому о нем. Да и если расскажут, то его просто никто не найдет. Долгие и неторопливые размышления прервало возвращение на поляну к камням. Вещи, оставленные людьми, все так же лежали нетронутыми, разве что крошки растащили птицы.